Когда мы уезжали, Цэринг вдруг сказала: – Хотя он, Хамбо-лама, был несправедлив ко мне, я не обиделась. Он ведь перерожденец.
– И ты можешь определить, чей? – спросила я. – Я – нет. Но здесь, в Дхарамсале есть такие специалисты, они могут это установить.
– А по каким признакам ты определяешь, кто перерожденец?
– У него светлая кожа, зеленые глаза и экспрессивное, непредсказуемое поведение.
Разглядеть цвет глаз Хамбо-ламы мне так и не удалось, но прочие признаки действительно имелись.
На обратной дороге в Москву я рассказала ему этот сюжет. Смутить Хамбо-ламу чем-либо нельзя, но, кажется, на сей раз мне это удалось.
Эпилог. Далай-лама XIV так и не приехал в Бурятию, а также в Туву и Калмыкию, куда он тоже был приглашен. МИД России не дал ему визу, мотивируя это невозможностью гарантировать ему безопасность. А кто угрожает Далай-ламе в нашей стране? Настоящие причины отказа российские власти не разглашают, но они ясны каждому: нежелание властей портить отношения с Китаем, для которого Далай-лама – регsona поп grata.
Буддисты Бурятии глазами ссыльного народовольца Моисея Кроля (90-е годы XIX века)
(опубликовано: Буддийская культура: история, источниковедение, языкознание и искусство. Третьи Доржиевские чтения. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 283–291)
М. А. Кроль прожил удивительную жизнь, начавшуюся в 1862 г. в маленьком еврейском местечке в пригороде Житомира и закончившуюся в Ницце в последний день 1942 г. Между этими двумя датами и географическими точками пролегли 80 лет, в течение которых М. А. Кроль сыграл несколько исторических ролей: народоволец, политический ссыльный, ученый-этнограф, адвокат по делам пострадавших от еврейских погромов в 1903–1905 гг., сотрудник газеты «Восточное обозрение» в Иркутске, с 1918 г. вынужденный эмигрант сначала в Китай, затем во Францию, где он стал организатором ряда обществ по сохранению русской и еврейской культуры в эмигрантской среде и, наконец, автор мемуаров «Страницы моей жизни». Первые три этапа его жизни имеют прямое отношение к заявленной теме.
По процессу народовольцев 1887–1889 гг. М. А. Кроль был сослан в Забайкалье, где прожил в качестве политического ссыльного с 1890 по 1896 г. Местом его приписки стал город Ново-Селенгинск, откуда он с разрешения губернатора Забайкальской области стал совершать разъезды по разным населенным бурятами частям губернии и изучать быт и нравы местного населения, о чем опубликовал несколько статей, достаточно хорошо известных этнографам-сибиреведам.
ПО ПРОЦЕССУ НАРОДОВОЛЬЦЕВ 1887–1889 ГГ. М. А. КРОЛЬ БЫЛ СОСЛАН В ЗАБАЙКАЛЬЕ, ГДЕ ПРОЖИЛ В КАЧЕСТВЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ССЫЛЬНОГО С 1890 ПО 1896 Г.
Очень много живых впечатлений от встреч с представителями разных сословий бурятского общества в статьи не вошли. Но зато они вошли в мемуары «Страницы моей жизни», которые М. А. Кроль начал писать в 30-х гг. XX в., уже прожив немало лет во Франции. В общей сложности годам ссылки посвящены 11 глав его мемуаров. Среди них есть описание цама в Гусиноозерском дацане, на котором он присутствовал лично, есть глава, называющаяся «В гостях у Святого Ламы», где описана его встреча и философские беседы с Лубсан-Санданом Цыденовым, достаточно хорошо известным в буддийских кругах Бурятии ламой-тантриком, учителем и наставником Бидии Дандарона.
Мемуары Кроля состоят из двух томов. Первый том был опубликован тиражом 400 экземпляров в 1944 г. в Нью-Йорке84 и давно стал библиографической редкостью. Второй целиком ранее не публиковался. Рукописный оригинал его хранится в архиве Гуверовского института войны, революции и мира (США, Калифорния, Стэнфорд). Отдельные главы этих мемуаров печатались в 1930-е гг. в США в журнале «Цукунфт», выходившем на языке идиш. Две главы, имеющие отношение к Бурятии, были опубликованы мною несколько лет назад – одна в альманахе Altaica85, другая – в спецвыпуске журнала «Восточная коллекция», посвященном Бурятии и ее культурному наследию86. В 2008 г. издательство «Гешарим – Мосты культуры» опубликовало мемуары М. А. Кроля полностью87.
В данном сообщении я хочу привести выдержки из нескольких глав, где М. А. Кроль описывает свои впечатления от контактов с буддизмом и буддистами Бурятии. В тексте сохранена авторская орфография.
Сюжет первый
ЦАМ В ГУСИНООЗЕРСКОМ ДАЦАНЕ
«Летом 1891 года я узнал, что вокруг Гусиноозерского буддийского храма, находящегося в двадцати верстах от Селенгинска, будет представлена мистерия, которая привлекает к себе массу бурят, даже из весьма отдаленных углов Селенгинского округа. Судя по рассказам селенжан, эта мистерия, называемая «цам», почитается бурятами как большой религиозный праздник и представляет собою зрелище в высокой степени своеобразное и интересное.
Моя любознательность была сильно возбуждена, и я решил поехать на этот праздник. Надо было прежде всего заручиться разрешением исправника покинуть Селенгинск на два-три дня. Разрешение это я получил без всякого труда, и в назначенный день я уже был на большой площади возле дацана (буддийского храма), где должна была быть разыграна знаменитая мистерия.
Я раньше встречал отдельных бурят и лам, но картина, которая передо мною открылась на равнине, окружавшей дацан, произвела на меня глубокое впечатление.
Большой храм, построенный в тибетско-китайском стиле, занимал центр обширного луга. Десятки лам, сидевших рядами внутри храма, дули в длиннейшие медные трубы, и оттуда вырывались наружу оглушительные, своеобразно-дикие звуки. А вокруг храма текла медленно и плавно человеческая толпа – сотни и сотни мужчин и женщин, все одетые в праздничные ярко-голубые национальные костюмы. Разговоры велись вполголоса, почти не слышно было смеха, хотя эта толпа в большей своей части состояла из молодежи. Все напряженно ждали начала мистерии, которая должна была изобразить борьбу зла с добром. Добро символизировал седой старик «Цаган Убугун». Это был добрый гений, против которого выступал Дух зла в лице ворона со свитой чудовищ, роль которых играли буряты в свирепых масках хищных зверей.
Представление происходило на лугу перед храмом и длилось добрых два часа. Толпа следила за перипетиями борьбы с напряженным интересом и шумно выражала свою радость, когда победа досталась доброму гению.
И, следя внимательно за ходом своеобразной пьесы, равно как за тем, какое впечатление это представление производило на многочисленных зрителей, я невольно думал о том, каким неисчерпаемым материалом для исследователей является жизнь бурят, по-видимому, совсем еще мало затронутых нашей европейской цивилизацией» (глава 9).
Сюжет второй
ПОПЫТКА БЕСЕД С ЛАМАМИ НА ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ТЕМЫ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛОСЬ
«Лама, у которого мы остановились, встретил меня необычайно приветливо и, когда мой Очир (спутник и переводчик М. Кроля – Н. Ж.) в разговоре объяснил ему, с какой просьбой я намерен к нему обратиться, тот не только выразил готовность дать мне несколько рекомендательных писем к видным и пользующимся среди своих родичей большим влиянием бурятам, но на другой день поднес мне еще несколько рекомендательных писем, полученных им для меня от своего друга, другого весьма почтенного ламы. Кроме того мой гостеприимный хозяин созвал к себе на другой день несколько сведущих лам с тем, чтобы я мог с ними побеседовать по интересовавшим меня вопросам.
По-видимому, ему самому сильно хотелось знать, какие сведения я намерен собирать в бурятских улусах и какой характер будут носить мои научные изыскания.
Должен сознаться, что мой первый опрос четырех лам мне принес немалое разочарование. Оказалось, что они были весьма плохо осведомлены о тех сторонах жизни бурят, которые меня более всего интересовали. Они никак не могли понять, почему меня занимают такие «мелочи» и даже «глупости», как значительно уже отжившие старинные обряды при сватании, невест при помолвке, а также местами забытые старинные свадебные обряды.
Я был им рекомендован раньше доктором Кириловым, а затем моим переводчиком Очиром, как образованный и даже «ученый человек» (номчи хун), и они со мной охотно беседовали о буддизме, о разных религиозных и моральных вопросах, но что я их буду расспрашивать о старинном укладе жизни бурят, об их истории, об их экономическом положении – этого ламы не ожидали. И я видел по их лицам, что мои вопросы вызывают у них удивление, смешанное с недоумением, хотя Очир из кожи лез, чтобы объяснить им, почему именно все эти вещи меня так интересуют.
Почти целый день я провел в беседе с ламами, но свой опрос я прервал, как только заметил, что они мне могут дать весьма мало полезных сведений. Я перевел наш разговор на другие темы. Я стал им рассказывать о нашей жизни в Петербурге, о наших научных достижениях, о правительственной политике по отношению к сибирским коренным народностям и давал ей настоящую оценку. И мои ламы оживились и повеселели, и когда я стал с ними прощаться, они проявили ко мне исключительное внимание и заверили меня, что, когда бы я к ним не приехал, я буду для них желанным гостем.
